Сегодня было 9 Мая. Именно так уже несколько тысячелетий с заглавной русской буквы «М». Он глава Содружества шёл дорогой Памяти. Своими ногами, по настоящей земле, которой нигде кроме Мемориала и Поля на планете не осталось. Он шёл и знал, что на него, на каждый сантиметр его кожи, на параметры его эмоционального состояния сейчас смотрит 88 процентов населения Земли и системы.
Саму дорогу все 3 километра 353 метра до сего дня он уже проходил не раз. 132 года он приходил сюда на церемонию Тризны, и, по всем прогнозам, он пройдёт её ещё раз восемьдесят. Полностью закрытая сверхпрочным пластиком территория Мемориала не видела от года от года никого кроме него и трёх Служителей, что готовили церемонию – Тризну. Он знал, что вместе с ним следует традиции Тризны, от силы половина Земли, но смотрят почти все. Традиция. Она впитывалась в кожу как запах твоего собственного тела. Он каждый год шёл этой извилистой дорогой между холмиков могил к вершине холма и думал об этом, о том, что не осталось на Земле ничего от того древнейшего мира, в котором жили предки, ничего кроме Тризны и 9 Мая. Медиа пытались показывать иногда древние фильмы именно о той войне, победа в которой и дала старт Тризне, все знают цифру 40 миллионов погибших, некоторые даже вспоминают, что это 4% населения планеты в те дни, но эти цифры давно и никого не трогают. Были в истории Земли после 20 века и страшнее войны, когда в живых оставалось лишь 10% от всего Человечества. Но, что-то было в той войне, что оставило след в веках, в десятках веков. Он шёл по грунтовой дороге, единственной на планете грунтовой дороге, которая скорее напоминала просто тропу из примятой травы. Несколько заповедников на Земле пыталось воссоздать живой мир Земли прошлого, того, что здесь было настоящим. В этом пространстве под синим небом с облаками всё ещё жили настоящие травы, а них кузнечики. За экосистемой Мемориала следили с высочайшим тщанием.
Могилы справа и слева от Дороги изрядно вросли в землю, их никто не трогал, порой из-под земли виднелся лишь край гранитной могильной плиты, а порой и ничего, только по траве угадывался контур ровно расположенных плит. Всё здесь было настоящим. Ему предстояло на Тризне съесть кашу из воды, которая была сварена из пшеницы, которая уже тысячи лет выращивается из специального семенного фонда на Поле, которое тоже настоящее, и на котором кроме пшеницы и обелиска нет ничего. На Поле, которое когда-то давно называли Бородинским, было две страшные по масштабам древности битвы, в которых русское осталось русским, а потом стало огромной частью Человечества. Не было бы побед в тех битвах и тех войнах, и слово «май» сегодня бы писали на латинице, а вот – кириллица. Настоящей, не очищенной и не синтезированной была вода, из которой варилась каша и делалась водка, что ему предстояло выпить. Она добывалась из глубин Антарктиды, с тех пластов, что соответствовали выпавшему в те времена снегу. На планете, которая всю еду, за исключением этой церемониальной пищи, синтезировала – это было уникально. Досужие журналисты даже, от нечего делать, порой поднимали вопрос в медиа – не рискует ли глава Содружества, потребляя такие продукты, даже если и один раз в году.
Человек за тысячелетия от древнего 20 века так и не ушёл к звездам. Время было для проб и ошибок, но и была Граница. Документально подтверждался факт, что на дистанции в два световых года любое созданное руками человека изделие перестаёт работать и отвечать. Два корабля потеряли вместе с экипажами. Кто-то или что-то не пускало Человека в большой Космос. Были даже крамольные мысли, мол, пока не освоим собственную звёздную систему нам у других звёзд делать нечего. А потому миллиарды людей жили и осваивали Солнечную систему и весьма в том преуспели. Тесновато, конечно, для двух триллионов человек, но вариантов нет.
Он подходил к Алтарю Мемориала. Просто беседка из красного гранита, до границы Мемориала всего полтора километра, в бинокль можно увидеть, что, собственно, и делают с трибун сейчас тысячи тех, кому важно увидеть всё собственными глазами.
Он взошёл по ступеням поклонился Алтарю, потом ещё на три стороны всем лежащим здесь, и подошёл к алтарному камню. Слова молитвы легко сошли с уст. Веры в нём не было никогда и никакой, но традиция свята тем, что её соблюдают и как к ней относятся. Каменная книга с молитвой, которую он и так знал наизусть лежала перед ним на расстоянии вытянутой руки. Текст читался чётко. Старая традиция говорила, что как только глава Содружества не сможет из-за зрения прочитать этот текст, его пора переизбирать. Смешно, в наши-то дни говорить о плохом зрении.
Он дочитал. Заученным движением он подвинул к себе доску, на которой стояли керамическая тарелка с кутьёй, стеклянный сосуд с водкой два стеклянных стаканчика в сто грамм и тарелочка с чёрным хлебом. Он налил водку в один стакан положил поверх хлеб, налил и выпил из второго, морщась от горечи напитка. Машинально, но и вполне осознанно втянул воздух через рукав костюма, и взяв металлическую ложку начал есть кашу. Каша была тёплой, её подогревали на дистанции до нужной температуры. Он любил чуть солонее, но солить не было принято. Тут каждый жест имел свой символизм. Его снимало в этот день, на церемонии шесть тысяч камер, его образ летел сейчас к Плутону и Нептуну, он в этот момент был самым главным предметом интереса двух триллионов людей, практически на всех твёрдых планетах и спутниках Солнечной системы.
Он доел кашу. Повернулся спиной к Алтарю, а лицом к полуденному солнцу и сказал: «Да будет мир в нашем доме».
Церемония была завершена. Он шёл назад по Дороге Памяти. Он видел, как с трибун ему машут флажками и лучами, но не слышал звуков вне купола Мемориала. Ещё один год мирной жизни в системе прожит, и дай Бог прожить ещё и ещё много лет. Его взгляд привлекло гранитное надгробье. Что-то не так было в нём. Да, старое, да с плохо сохранившейся надписью, оно стояло несколько поодаль от Дороги. Он остановился и вгляделся в него. Он знал о Мемориале практически всё, но не всех, кто здесь был похоронен. Это было просто невозможно запомнить, на Мемориале было захоронено больше двадцати тысяч человек, в основном военные, погибшие во всех конфликтах России с 19 по 23 век. Точнее тех, чьи могилы смогли собрать сюда после Первой Ядерной войны. Все за пределами купола замерли. Это было отступление от церемониала, вне всяких правил. Глава Содружества сошёл с дороги Памяти и шёл к могиле.
Стандартное для начала третьего тысячелетия надгробие – прямоугольный кусок серого гранита и полустёртая надпись.
«Неизвестный солдат. Год рождения – неизвестен. Год смерти – 1941 от Р.Х. Перенесён в 2445 году с места, известного до «Ядерной войны 2238 года» как Александровский сад»
Он встал на колени перед человеком, которого не знал, которого никто не знал, и где-то глубоко, может быть в генетической памяти, что-то ёкнуло. Он положил руку на гранит и просто стоял на коленях.